Студенты ГИТИСа показывают сразу много всего увлекательного. 1 декабря в 13.00 класс-концерт бородинцев в Учебном театре ГИТИС. Это раз!
5 декабря в 19.00 в Доме актера на Старом Арбате пройдет творческий вечер студентов 4 курса Мастерской А.Бородина в ГИТИСе "Ночь перед выпуском". Это два!!
6 декабря в 19.00 спектакль "Кто он?" в Учебном театре ГИТИС.И это по чудному Вуди Аллену. Это ТРИ!!!
"Лошадиная песня" в Новом Арт - Театре Наконец-то я очутился в театре, о котором часто слышал от активной http://kagury.livejournal.com/ Очень уютно, симпатично, мило, приятно, чисто и можно выпить кофечай. Сразу и во всём – сплошной позитив! Название немного странное – "Лошадиная песня", но интригующее и поигрывающее. Зал небольшой, с правильным удалением кресел друг от друга по высоте, что важно, потому что можно улыбаться, сохраняя дистанцию, не интеллигенствуя наклоняться и откидываться, не мешая и не прося никому и никого. Началось. Действие построено на диалогах-монологах, юморе, пластических композициях и музыкальном сопровождении и связано (буквально) толстыми канатами, эффектно белоснежными в сценической темноте… Итак, несколько чистопородных жеребцов и одна кобыла, старый конь и молодая…ну, уже не жеребёнок, он и она – коневладельцы, 2 жокея – он и она, опять же . Ещё есть русский народ, с неопределёнными желаниями – ворчащий, дважды высокообразованный еврей (любит деньги и маму) и бывший колхозник в треухе, доискивающийся смысла жизни. А ещё - дочка того коневладельца, который он. Ну, так она сама виновата – её невозможно никуда определить, всюду вмешивается, всего хочет – возраст, когда уже не, но ещё не. Сценические конфликты стройными рядами идут от рознящей конкуренции внутри взаимной притягательности, связанной невозможностью обретения собственного существа отдельно друг от друга. В конце все обретают своё. Особливо порадовал бывший колхозник - заживши в иностранной стороне, он перестал доискиваться смыслов. Откровенно порадовало отсутствие статичности поз, жестов, эффектов. Чёткая адресность посылов эмоций, возвращающаяся бумерангом хохота, аплодисментов, уместной тишиной и, надеюсь, массовостью зрителя.
Спросив нескольких человек о том, что им вспоминается при упоминании фамилии Евтушенко, услышал: а) его настоящая фамилия Гангус, но она, мол, неблагозвучна и была сменена на Евтушенко; б) достаточно давно и благополучно живёт в приятной Америке, кстати, сказано было без малейшего намёка на зависть; в) ничего не помню, но внешне узнаю (я, при этих словах сразу припомнил ношение костюма и косоворотки одновременно); г) переспросили с удивлением: " А, что, он ещё жив?". Отвечаю на последний вопрос – более чем! Подъехав сильно заранее – к 18 часам, когда до начала Вечера оставалось около часа живого времени, был вознаграждён. Известный поэт неторопливо прошествовал рядом с моим паркующимся авто под руку с дамой. Даже в темноте бросились в глаза его красные штаны( Collapse ) ("Попробуй у такого отбей – одни красные штаны чего стоили!", - навечно в меня впечатал Лановой герою Юматова в фильме "Офицеры"), нос, как вперёд выдающаяся особенность, мелкоклетчатая кепка и сумка, носимая через плечо, наподобие тех, что носят любители всяческих "фенечек". Ну, знаете, такая… из мягких кусочков ткани, "индейское" разноцветье. Руки его были спрятаны в карманах короткого пальто. Ещё обратило на себя внимание то, какая похожая своей разностью публика притоптывала у входа. Притоптывала скорее от нетерпения, нежели от желания согреться – погодный вечер этого дня был тёпл, как и вся зима этого года. Вот пожилой седовласый мужчина аккуратно вставляет свой AUDI перед моей OPEL-ем. Не удивляйтесь, именно что "свой" и "моей". Я, неожиданно для себя, стал обладателем влюблённой в меня, такой холодной поначалу "Астры". Возможно, всё дело в том, что предыдущий "шеф" её не баловал своим вниманием, а, может, просто был не в её вкусе? Но пара флакончиков "духов" и набор автокосметики, несколько комплиментов в адрес её новой внешности и, вдруг, произошло преображение – я обрёл страстную и нежную, покорно исполняющую мои прихоти подругу. А её арийская сдержанность и стремление к порядку – как лёгкая разжигающая перчинка. Да, так вот, этот AUDI выглядел точной копией секретаря – помощника, со всеми чертами, свойственному его хозяину: неспешность и обстоятельность, осознание собственного достоинства, строгость облика, неяркая немаркость и практичность. Места там хватило бы и на два авто, поэтому я, как заворожённый, следил за его скупыми, осторожными движениями, в которых ему вопросительно помогал юноша, лет 13-ти, с одухотворённым лицом, освещённым светом (духом) будущего литераторства. Вот, девушка, высокая, стройная, рыжеволосая – чья - то мечта, неисполнимость которой выдаёт отстранённый взор - видимо поэтесса – направленный вглубь, а не вовне. Отметим ещё и пухлую тетрадь, и искусанную ручку, периодически взлетающую к приоткрытым губам, приоткрытым, очевидно, с желанием сообщить ей, ручке, нечто сокровенное, открывшееся вдруг, только что. Встречал я такую и раньше. Это было ожидаемым тогда… Берега Невы, суровость одного и яркость другого, залитого белизной. Тучи над Петропавловкой и пронзающая голубизна над Зимним. Только белые обводы контура отделяли явь от явления. И Она, манящая неприсутствием и открытая к общению одновременно. Слишком резкий выброс адреналина, вкупе с оправданным неналичием возрастной мудрости, отделил мысли от чувств, запер язык… И ничего не случилось. Но вернёмся к Вечеру. Вот худой, нервно-бледный молодой человек, лихорадочно роющийся в сумке – верно, он ещё не научился правильно покусывать пишущий предмет, да и правая рука его недостаточно разработана, пока. Зато его глаза… Глаза, усиленные линзами, глаза горящие, глаза, влюблённого в мир человека, желающего охватить не абстрактное "всё", а конкретно этот особенный день, кусок этого дня. Можно позавидовать таким глазам. Возможно, он реже посещаем музами и всё впереди? Или он просто левша и я не был внимателен? Пусть у него всё получится! Пусть он будет необъективен – именно такие, жадные до жизни люди, искрами своего света зажигают пламень и я, неимеющий таких глаз, замечу хоть что-нибудь. А, насчёт очков, нужно всё-таки подумать. Вообще, количество мужчин значительно уступало количеству женщин, что становится уже привычным мне, перемещаемому по публичным местам города, вослед мыслям, рождающих желания. Оно и правильно – женщины гораздо активнее мужчин последние годы, больше успевают, большего хотят. Итак, встреча. Добрая, искренняя, во многом обставленная по-домашнему. На сцене пятеро разно выглядящих мужчин. Да, а, упреждая появление Самого, проникаясь и усаживаясь, оттаптывая попутно и ненавязчиво мыски туфель друг друга, безнадёжными попытками найти места, зрители – слушатели – почитатели и старые знакомцы прослушали, просмотрели дипломанта и многократного лауреата международных конкурсов. Восприятию музыки инструмента, передаваемой его живыми руками, немного мешала полная неаккустичность зала, с его пошаркиваниями, беспрестанными "извините" и "позвольте", покашливаниями и приглушёнными диалогами. Все ждали его. Соскучились. Да, наверняка, соскучились. И сейчас оживлённо обсуждали, вспоминали, кто в Политехническом начала 70-х, кто в МГУ середины 60-х, "ходил на Евтушенко", а кто-то просто вспоминал свою молодость и молодого, энергичного, любопытного до жизни, большерукого, голубоглазого поэта, способного собрать, держать и заряжать энергией оптимизма битком набивавшиеся аудитории, в которых, независимо от количества мест, именно мест – то всегда и не было. Это всё было не про меня. Я не был тогда. Ровно поэтому мне было интересно составить мнение своё, не опираясь на Анненского, на отрывочность кинокадров и эпизоды художественных лент с его выступлениями, как несомненной и неотделяемой части нескольких десятилетий. И он появился перед нами. Появился в тот момент, когда на сцене был его друг – поэт Андрей Дементьев. Появился – и все уже смотрели только на него, не слушали и не слышали никого. Не слушал и я, а потому и не запомнил, что он говорил, о чём. Запомнил его костюм, сорочку и галстук в тон ей, запомнил шикарные итальянские туфли, мягкий чёрный свет которых, перебивал слова. В жизни Евтушенко было четыре законных любви и, очевидно, множество "незаконных". Запомнился мелкий эпизод, раскрашенный вкусным, незнакомым, ушедшим безвозвратно словом "фикстуляя" (выпендриваясь). Это, когда он, 14-летний паренёк, на шатком, проржавленном карнизе 9-го этажа что-то доказывал Первой, пройдясь вперёд-назад. Доказал или нет, осталось невыясненным, но перед глазами всплыла похожая картинка и у меня. Лет больше сорока, по моим подсчётам, между этими детальками жизни. Нет, не меняемся мы – и через сто лет и больше будем "доказывать" и ПЕРВОЙ, и ВТОрой, и Третьей и НАСТОЯЩЕЙ в надежде… Намеренно не привожу стихов, ибо в отрыве от голоса, наклонов головы… Руки. Я, наконец-то, могу написать про его руки. Помните в начале "Руки его были спрятаны в карманах короткого пальто". А сейчас, высвободившись, они были напряжены и расслаблены, замирая взлетев. Большие, мощные ладони и длинные узловатые пальцы, привыкшие к труду, мастерски дирижировали и людьми, и рифмами. Они качали пространство и останавливали время. Какая по-особенному живущая буква "Р" у него. Ух, и хорроша! Не раскатистая, но такая сочная, пробивная. Как наконечник копья с тяжёлым древком. "Я рразный…", - и он, действительно, разный – к той "хипповой" сумочке добавилась пара "чумовых" браслетов, офигительно несочетаемый пиджак, неуклюжие брюки и наручные часы. Наручные часы с очень строгим, тёмным циферблатом, холодным блеском хромированной стали, зеркально отражающим, стальным же браслетом. На этой же руке - тусклое, тёплое мерцание янтаря. Аксессуары, носимые человеком для себя, не напоказ, подчас очень много говорят о нём, о его стремлениях, желаниях, а, может быть и тайнах. Зал, между тем, начал уставать и жить, слегка дистанцируясь и отделяясь от такого напора. Он, в свои 74 года, легко преодолевал марафонскую дистанцию выступления. Время в пути, в этот момент, уже составляло 2 часа с гаком. Мягкие, ненавязчивые трели сотовых плавно переходили в нарастающий храп. Если честно, то это ни разу не раздражало, наоборот, добавляло специй к впечатлению. Вот мужчина, солидный, упитанный и хорошо одетый, встаёт охотно и бодренько относит записочки от зрителей на сцену. И ещё раз, и ещё… Оборачивается… и мы видим значок депутата ГД РФ. Скажите мне на милость, где возможно увидеть такое вблизи и воочию? А потом, потом я записал три его фразы, которыми и готов закончить. Спасибо, что всё было мгновенно! Я перепечалил вечер, а вообще я человек весёлый. Я больше не буду. Не буду больше и я.
Посмотрите на его чудное, светлое, несущее лиричностью любовь, фото. "Как такие получаются?", - спросил я. "А, очень просто!", - ответил себе сам.
Потеряв счет времени в этой бесконечности праздника, где есть только день и ночь, уйдя в себя и полностью там запутавшись, Мозг дал телу, за которое он и отвечает, дежурную рекомендацию (видимо и ему было лень, и он просто надеялся отделаться, что ж, ему же хуже) – взять бумагу, сесть, сосредоточиться, напрячься (в смысле за стол) и, взяв ручку, упорядочиться. "Столько глаголов сразу?", - спросил я его. Но он, удовлетворённый собой, уже отключился. Так что извини – я при написании, по - сути, отсутствовал. В тот раз день, аккуратно наступив на меня некоторым увеличением яркости, нагло подумал обрадовать – просчитался. Извинившись, отошёл на безопасное для него расстояние (где-то до половины 12-го). Повторное утро заглянуло более осторожно - солнечное щупальце робко дотронулось до моего левого глаза и сразу отпрыгнуло. "Ну, и пусть",- подумалось. И день стал. Почувствовав себя творцом (с маленькой буквы, потому что скромность), я тоже стал. А потом и встал. Добредя до бесстрастности и холода кафеля, взглянув на безликость полированного стекла, вывел, что успокаиваться рано. Что ж, добавим яркости и света, а теплой прозрачностью постепенно заменим землистую невыспавшуюся серость на небритую розовость. Самооценка возросла до «Т». Мой завтрак уже описан был как-то, поэтому не останавливаюсь, бегу далее, да и ты торопишь. А, чтобы ты не мучилась вопросом, о чём этот набросок, тот же Мозг, в последнюю усилившись, во – первых передал тебе привет (мимика отреагировала улыбкой, физиология – помахиванием ручкой), во – вторых, уважая заполненность твоего головного Мозга (не спорь – он у тебя тоже есть), заставил написать нечто живенькое с миниморумомом меланхолии. Кратко же содержание таково: утро вдруг; день опять длился; вечером приехал домой. Между этими значимыми событиями и внутри них – я, вместе с утренним «KENZO», новыми черными замшевыми туфлями и с полюбившейся сочностью красной кепки. Итак, сижу, хлопаю расширенными глазами и пишу. Уютность и чистота тёплого дождика за окнами, пустые городские улицы прямо – таки заставили меня прокатать литров 15 – 20 в своё неспешное удовольствие. Заботливо окружив меня со всех сторон колёсами, охотно скользил, без вопросов поворачивал, периодически помигивал, обволакивал новым запахом, будя приятные воспоминания и исправно грел печкой. Благоразумие полностью вытеснило желание риска. Шурша по асфальту, погружённый в музыкальную приятность всеми ушами сразу, чуть не проехал ненужный мне поворот, уводящий подальше от дома. Наконец представилась возможность проехать по Софийской, Кремлёвской, Калининскому, Поварской… Бульварное – пусто, Садовое предоставило такую свободу, что даже дух захватило. Я опять люблю Москву, это снова мой город. Я волен в нём двигаться, куда заблагорассудится. Состояние эйфории не омрачалось ничем. Это был редчайший момент счастья настоящего горожанина, единственным минусом было твоё неприсутствие рядом. Что могло бы нарушить трепещущее единство души и тела? Да, всё, что угодно! Но, волею случая, в очередной раз этим "чем-то", оказалась девушка, уверенной рукой направившая свою повозку в сторону Пречистенки. ЧЕРЕЗ 6 ПОЛОС РЕЗКО ОТРИЦАЯ ВСЁ. Возможно, ей срочно, прямо сейчас понадобилось встретиться с тем, к кому всегда не во время - Большой-Белый-с-Золотым Куполом как раз в конце той прямой. Дело все в том, что время – вообще не Его сильная сторона. Он не во времени, а рядом с ним, поэтому ко времени к нему можно не стремиться успеть, и я, лично, предпочёл бы оказаться ТАМ позднее. Как бы то ни было, осчастливленный явлением ангела, я, вместе со всеми ординариями дороги, не уловил заранее мысли нашей со-сестры (вот и верь в материальность мысли после этого!) и начал отчего – то недовольно гудеть, жестикулировать… Взнуздав стоголовое стадо однажды, я, априори, подписался иногда пришпоривать, одновременно отпуская поводья – это был тот случай! Перемигнувшись с ангелом в последний раз, с пятой – на третью, вдавливаю дух пропорционально усилию, будто ногу поставил на грудь, а не на педаль. Я и машина слились в одно на долгие секунды. Довольные и слегка размякшие мы катились дальше. За что я люблю Фрэнка? За то, что он всегда вовремя! Или "до", или "после", но вовремя всегда! Постоянство Синатры очередной раз гармонически колебнув окружающее пространство 8-ю динамиками искажающей акустики, нанизало на струну гармонии мою голову, пропустив её в аккуратные две дырочки, слева – направо, параллельно земле. Голове это пошло явно на пользу, хотя бы по той причине, что её не сорвало с мешающей шеи, что отражалось бы весьма странно в окружающих глазах. Согласись, что всадник без головы - ну, не норма, но известная с детства картина, а водитель без головы – пугающий авангардизм, вызывающая крикливость которого, излишня. Хотя ты вправе не согласиться – дескать, водитель без головы для Москвы явление обыденное.
Невероятно трудно вызвать к жизни эмоции, вызвать, чтобы создать настроение, осознать его потом и передать, поделиться. Уже ставшее твоим, уже часть тебя, уже ставшее тобой. Оторвать и дать. Сделать возможным увидеть другим. Для такого мало владеть языком, телом - слишком мало. Нужно, необходимо, чтобы была ДУША. Нужно также и характер, и везение, и работоспособность, и воля! А музыка? Слова казались даже мне пустыми, ложными, лишними и было абсолютно не жаль их немножественности в этот вечер. Бессыслен был любой звук сегодня. Любой, да, несовсем. Язык музыки и танца, вкупе со статичностью и стремительностью одновременно - самый полный и надёжный способ передачи кусочка себя. Горло, сжатое спазмом, остановившееся сердце. Я забывал выдохнуть. Фигурное катание - невозможная квинтэссенция, несравнимая выразительность чувств в которой пиковая.
Я послушался себя и вычеркнул всё лишнее, если тебе мало, совет один - прочти ещё раз.
"Жалкая попытка вчерашнего снега водвориться на законное место - во дворы, встречена была слабо - прохладным легкоподмороженным воздухом, что мигом вселило радостно - возбуждённое предпраздничное настроение. 18 декабря, чёрт побери и унылость безлистовых деревьев, равно как и вечная ночь улиц города..." Перечитав вышенаписанное Он(а, для краткости, мы будем звать его - Он), с ненавистью уставился на чашку "утреннего,бодрящего, манящего" напитка. Уставился... и швырнул - таки за ней руку. Это была уже третья за последний час, а бодрость и ясность упорно не приходили. Да и как они могли проникнуть сквозь плотно занаве- шенные окна его насквозь прокуренной комнаты - единственного, что он смог себе позволить после развода. Да, и конечно, машина. Машины были его страстью. Когда - то... Он позволил себе минутную слабость и, закрыв глаза, вспомнил свою первую. Это была "семёрка" в экспортном исполнении: спортивный руль, кожанные чехлы, форсированный движок и люк, конечно же был люк. Тогда в начале 1991 года у него, молодого, "подающего надежды", как тогда говорили, кандидата в мастера спорта СССР по боксу, члену молодёжной сборной Союза, уже была самая модная тачка с люком - предметом нескрываемой гордости. "Блатные" номера, разумеется вручённые лично мэром, вместе с ключами от 2-х этажного новёхонького домика на берегу моря... Потом была BMW 335-й модели, потом был Чероки - спорт-эксклюзив, а куда без него? Пацаны бы не поняли...
Хлопнувшая дверь заставила Игоря Борисовича нервно вздрогнуть, а последовавшее ласковое "милый, ты дома?" - брезгливо поморщиться. "Ну, где мне ещё быть?"- со вздохом пробормотал он, поднимаясь со стула. "Привет! Я в кабинете,"- откликнулся он.
Боже мой, как же мне повезло! Честно. Стоило тоньчайше намекнуть - и блеск глаз стал заметен! Мой хвост распушился, сам я приосанился и, боясь будущего несоответствия вынужден писать, писать...и ничего. Куски, наброски, ключевые фразы, даты. Очень надеюсь порадовать к Новому Году изрядным кусочком свежезастреленного мамонта, в обрамлении зелени, овощей и фруктов + десерт, конечно! Удовольствие - неудовольствие, геометрия - не геометрия, слова, слова, слова... Чего бы стоили мои слова без тебя, твоего внимания, твоей заинтересованности, твоих оценок, твоих глаз и моей надежды на..., которую ты мне даришь! Мне удалось выстроить мастерскую, ты говоришь? Сомневаюсь. Но, если правда о лучах, витраже и тепле - это то, что я стараюсь сотворить. В моём пространстве слова, что воздуховоды, только идут от сердца. Всегда. Геометрия изящества - лишь небольшая защита. Защита, чтобы не обжечься, чтобы свет не резал, но был достаточно ярок, чтобы комфорт и уверенность окружили, но не сковали. Внимание не просто льстит, оно как разлив Нила для Египта. Плодородие почвы (вернее коры верхней части туловища) восстанавливается приходящей уверенностью и невозможностью не выполнить.
Здравствуй! Здравствуй, моя искренняя, немногочисленная, сопереживающая! Впереди несколько рабочих дней, отмеченных бессмысленностью моего восхождения к вершинам Предпринимательства. А вот за ними воспоследуют обязательно выходные, когда, наконец, смогу обрести себя и снова попытаюсь оплести, поработить, захватить и привязать тебя к себе. Нужно мне немногое - слова восторга, искренность, восхищённые глаза любимой, вкусная еда, ручка и бумага. И тогда, имея первые три составляющие с помощью последних двух смогу уже не робкими полосками отделить кусочек мира, моего мира и подарить тебе. Ты, верно, и сама ЗАМЕЧАЛА это ЗАМЕЧАТЕЛЬНОЕ свойство простой линии на белой бумаге - отделять одно от другого. Если линия нанесена по горизонтали - всё становится предельно ясным - мир разделён на "до" и "после". Вертикальное деление на "+" и "-", единовременно оценочное, подробно описано у Дефо, куда и отсылаю без добвки. Ну, всё, тем более, что математику я не знаю и дальше хочу попросить тебя о помощи. Вот он - некий абрис темы, подумай, что интересно.Ладно?
За субботой, с её неторопливо - вкусной встречей в кругу друзей, диваном упругой мягкостью проглотившим меня, игрой в Ма-Джонг, освещённой хитом дня - "креветочными" хризантемами, ко мне, таки слегка приболевшему, пришло воскресенье. Сегодняшняя странная зима, упорно присоединяющая нас к "европейской" Европе и отрывающая от местности, богатством которой проирастаем, не даёт солнца и снега, зато тепла подмосковным опятам, по слухам, достаточно. Именно это - медленно-тягучее "Между", установившееся в этом году впервые на моей памяти, усилило состояние неопределённости, неоконченности и ... тревоги(?). Да будет уже зима или нет? Ботинки тёплые покупать? А на лыжи рассчитывать? Или ну их? Именно это затянувшееся "Между" подвигнуло меня на мысли о книгах, ведь книги - это та немногая постоянная, которая сопровождает жизнь человека от рождения до полной потери зрения и слуха. Книги - тот обманчиво хрупкий мост, по которому единственно возможен Великий Переход через. Через пространство и время с лёгкостью из Лос - Анджелеса 2207 года в Верхнее Царство Клеопатры. Это рассказ может быть длинным, а может быть коротким, смешным, грустным и познавательным. Я сделаю его любым для тебя. Он может состоять из существительных и глаголов, предельно событийным, "по-мальчишески", как ты это назвала бы. И правильно! Ведь именно так я пересказывал сюжеты толстых томов друзьям во дворе, размахивая руками и, захлебнувшись прилагательным, торопливо обрывал предложение, жадно глотал воздух и безоглядно бежал легкоподчинёнными словесными конструкциями дальше. Вкус же к пространственно - многоэтажной геометрии фраз пришёл позднее - в юности, вместе с зачатками "фундаментальных" трудов (сочинения в школе, споры на уроках с учителями и т.п. неумные поступки).
Я прошёл разные этапы отношения к книгам. Именно что к книгам! Во множественном числе. "Детские книжки", - и я глупо - мечтательно улыбаюсь. Вы, с любовью и нежностью подобранные мамой, первые книги, по которым я познавал всё, проглатывая целиком - до цены на обложке. Та непосредственность, та жадность ребёнка несравнима ни с чем! Я был исследователем Арктики и Южной Америки. Был охотником на львов и моряком с танкера. Я не замечал многого вокруг, но ярко помню апельсиновую каплю между страницами Стивенсона, нет, вру, это был детгизовский Майн Рид в коричневой обложке! А, исследуя муху, зажатую кем-то ещё до моего рождения, я представлялся себе великим учёным. Паганелем, как минимум. Дальше - по названиям, предисловию, имени автора, потому что "задали", потому что стыдно не прочитать "это" и "то" - они зримо идут со мною рядом, подставляя плечо, выручая, как может выручить друг. Ведь только друг всегда под рукой и только от друга принимаешь помощь! Читать любишь потому, что интересно. Читать любишь, проговаривая и проживая про себя, по - особенному отмечая недосказанность. Чувствуя язык, жадно ловишь аромат слова... Или не любишь, и тогда становишься ценителем - не поглощая ешь, не глотая, надкусываешь. Я вернулся на дорогу Любви. Но безоговорочно, как в юности, уже не получается. Не принимают.
Конец лета принёс, почему-то, лишь агрессию. Агрессию, которая сочилась каждой строкой небольшого блокнота, исписанного мною тогда. Агрессию и непонятную злость. Злость какую - то разрушающую, недававшую мне дышать, жить, работать. Этот блокнот и сейчас предо мною. Ни одного доведённого до конца стихотворения, ни одной интересной рифмы, отрывочность мыслей...
Мой поезд идёт на север Становится холоднее Или чувствуется всё острее?
Надо успеть что-то понять, Надо услышать и не отстать от мысли... Как одиноко И в мире жестоко. Близится ночь, Спать снова не в мочь. А время - быстрее Бьёт сталью в сердце больнее.
Я делаю что-то не то. Идут с Восходом люди, машины, птицы Ветер, Дождь и Солнце - ОНО Снова будет садиться.
Мне тридцать четыре! И вроде, не одинок в этом мире? Хотя, понимаю - обычное дело- Не знать своего соседа, Не видеть друзей годами, Ходить не оставляя следов, Не делая ничего, Что могло бы приблизить к цели.
Можно воскликнуть-вы мне надоели! А можно дождаться утра И поступить мудро - Пойти на работу аркою Бодро ботинками шаркая, Переступая лужи Решить, что кому-то ты нужен...
А потом был Сентябрь, Октябрь и ноябрь. Заметили, сплошь мужские имена, объединённые Осенью. Так, кто же ты, Осень? Я никогда не думал об Осени, как о женщине. Но тут? Судите сами, куда было деваться? Для начала в последнюю субботу августа тихо зашуршал дождь, иногда усиливаясь до дробного стука по листьям. Так, что порою начинало казаться, что чьи - то ненасытные челюсти хотят отожрать куски всего, чего касаются. А иногда, сменяясь серой не падающей мглой. И тогда становилось страшно, а вдруг ему удалось? И не осталось ничего , кроме этого дома. Та перемена погоды подействовала, как если бы арктический лёд швырнули в топку паровоза (просмотрите те рифмы сверху - слышите - сплошной стук колёс). При условии, что паровоз - это Вы и Вы куда - то мчитесь, кого - то везёте, Вас кто - то ждёт, без Вас... Н-н-е-е-т, я даже не зашипел. Я взорвался. Взорвался паром. Было где -то 5-40 утра, суббота. Я что - то кричал, кому -то грозил, махал руками, пытаясь порвать, расшвырять белёсую пелену. Она на это никак не реагировала. Молча и терпеливо делала своё дело - остужала моё тело. Выбившись из сил, замёрзнув, вернулся в уют верной постели. Мир потом не перевернулся. Он остался неизменным. Изменился я. Мои глаза увидели то, чего ещё вчера не замечали: режущая глаз белизной непорочность творога, яркость и удивительность сочной малины, душистый запах мяты, зелень свежевымытого сада. Силы, бодрость, удовольствие разом побежали по венам, возбуждая жизнь. Сентябрь и Октябрь я встретил во всеоружии здорового, зрячего человека. Успокоение, радость, восторг и уверенность в одном бокале волшебного настоя Осени. Одно перебивало другое. Позавчера я прощался с Осенью. Это тоже была суббота(совпадение ли, или Она концом хотела напомнить мне начало?). Стоя у окна, с сигаретой и чашкой крепкого чёрного чаю в руках, смотрел на нежные, непрекрытые больше ничем ветви... Как вдруг, робко улыбнувшись кленовой охапкой, Она качнулась мне навстречу. Я упустил тот миг, когда НАДО было ответить. Это было в начале ноября, помните, наверное? Ночью выпал первый снег. Это был НАШ снег.Её и мой. Именно тогда случилась эта последняя встреча - несмелые, щекочущие касания, боязнь обидеть...НО усилившийся ветер, как голоса родителей, вспугнул и беспардонно разогнал нас по домам. Меня - в тепло городской квартиры, а Её... Я даже не знаю, где она теперь. Но мы встретимся, обязательно встретимся. Я буду ждать.
